— А не испытали ли вы, мэтр, тревоги за судьбу своего слуги?

— Едва ли ему что-то угрожало, сударь некромаг. Личу отнюдь не требовались столь сложные схемы, желай он со мною разделаться. Поэтому меня волновала лишь правильная дозировка. После нескольких удачных экспериментов с Пьетро и всё той же молочницей я подобрал должные количества. Ну, а потом, как истинный учёный, испробовал снадобье на себе. Без лишних подробностей, уважая целибат святого отца Виллема, скажу лишь, что действовал эликсир именно так, как и обещал лич. Правда, выдал он мне всего ничего.

— И вы решились?

— Я решился, синьоры. Каюсь и казнюсь. Не устоял. К тому же Марица…

— Обладает и впрямь завидными прелестями, мэтр.

— Вот! Вот! Вы меня понимаете, сударь некромаг…

Моровой Доктор указал маэстро дорогу вглубь городских катакомб. Он, казалось, ничего не скрывал. Его целью было обрести «цельность», вернуть себе плоть. Для этого требовались сложнейшие заклятия, редкостные ингредиенты. Ни лич без маэстро Гольдони, ни маэстро Гольдони без лича тут бы не справились, и да, Армере было самым лучшим местом, чтобы отыскать ответы на все вопросы. Библиотеки, лаборатории, склады — у виконта Орсино всего хватало.

Лич добывал где-то загадочных зверей, похожих на клыкастых лесных обезьян, настоящих гигантов. Вместе с маэстро они строили изощрённые системы чар, и лич при этом честно делился знаниями. Впрочем, как и заветным эликсиром.

И ещё он говорил о Предназначенной Жертве. О некоем человеке, который есть ключ и замок от короткой дороги к заветной цели. И о том, что потребуется некий «якорь» для «закрепления мира в нужной точке». Этой фразы маэстро не понял, а когда стал расспрашивать, лич лишь развёл руками, мол, он следует старым книгам, каковые и были явлены. И вот этот человек, если его удастся отыскать и осуществить некий обряд, позволит им изменить мир, ибо в своё распоряжение они получать чуть ли не полубожественную сущность.

— Ересь! Зло!..

— Спокойно, святой отец. Что за человек, маэстро? Чем он так важен? Где лич собирался его искать? Что за «якорь»? Подробнее, пожалуйста! Тем более, что мы уже почти пришли.

Маэстро Гольдони имел привычку тщательно записывать всё, что узнал от лича. Копировать любые построения и диаграммы, делать выдержки из оказавшихся в его руках додревних книг. И, мало-помалу, начала выстраиваться целая система заклятий, в центре которых были двое. Одного из них можно было заменить: список «якорей» был короток, однако указывалось, что их может быть несколько, к тому же «могут являться новые». Однако вся система эта как будто бы лежала в стороне от их основных занятий; лич только упоминал, что «надо быть готовыми», но двигались они путём основательным, долгим, собирая необходимое, отыскивая нужные артефакты. И так ровно до того момента, пока не появилась дева Этиа.

Лич исчез на какое-то время, а потом появился — вместе с ней.

— Теперь у нас есть якорь, — сказал лич. В обществе маэстро он по-прежнему пользовался маской. — Но планы наши не изменятся, мэтр. Будем поспешать медленно. Если только судьба не приведёт в наши руки того, кто есть и ключ, и замок…

— По-моему, сударь некромаг, всё совершенно ясно.

— Что же вам «ясно», отец Виллем?

— Лич охотился на вас. Но почему-то без девы Этии вы были ему не настолько интересны. «Якорь», «якорь», что это значит?..

— Падре, всё это донельзя интересно. Но давайте всё-таки оставим рассуждения, ибо мы почти на месте.

Глава IX

Лиловое пламя плескалось в склепе, словно прибой, ударяло в древние стены, стекало крупными слезами, втягивалось обратно в провал. Шипело, искрилось, переливалось, словно вырвавшаяся на волю алхимическая субстанция.

— Ой… — выдохнула дева Этиа, выглядывая из-за локтя сэра Конрада, немедля принявшегося ширить грудь и расправлять плечи.

Маэстро Гольдони мелко дрожал. Отец Виллем глядел на иномировой огонь со странным спокойствием, словно и не трогало его совсем им предстоящее.

Некромант поправил глефу — жест ненужный, если учесть, что за порталом — настоящая пропасть. Тебе нужны заклятия левитации, чтобы удержать остальных, об этом думай, Кэр Лаэда!

Амулет рыцаря Блейза чуть дрогнул, потянул, словно пёс хозяина. Чуял, ощущал, стремился. Наведённые маэстро Гольдони чары, тонкие, безумно сложные, словно исчезающе-тонкие кружева — как выдержат они удары тёмного пламени?

Там, внизу — лич. Воскресивший себя колдун, узел тайн и загадок, стягивающегося всё туже и туже. Мёртвый чародей посреди мира, который Аэсоннэ тоже именовала мёртвым. Там — ответы, что выедали ему сознание, грызли, словно полчище муравьёв-камнеедов.

Мир изменился, должен был измениться и сам некромант. И шаг за шагов, с первого мига под этим небом до последних минут подле полыхающего портала, он пытался осознать это изменение. Да, нужно было защищать простых смертных, и он защищал. Но, подобно блеску луны на тёмной речной ряби, среди дробящегося и играющего серебра, среди погостов, катакомб, неупокоенных, драугов и прочих — проглядывало нечто поистине громадное, непостижимое, пугающее. Куда более пугающее, чем явление погибшей в Эвиале драконицы.

Нет, не присутствие какого-то врага, следящего за ним из темноты, и даже не те трое — под личинами орка, гнома и самой Аэ — было этой тайной. И не появление лича с подручными; и не явления «пришедших из Эвиала».

Глядя в фиолетовое пламя, в его призрачно-обманные языки, некромант видел там битвы, коим ещё только предстояло разразиться. Видел тяжёлый дым от горящих хлебов, взбитую сандалиями и сапогами пехоты пыль, ощущал её скрип на зубах. Мир готовился к небывалой гекатомбе, к потокам крови, к ямищам, куда станут сбрасывать погибших безо всякого погребения, к вою голодных псов, к тому ужасу и разорению, когда вспыхивает война всех против всех, без цели и смысла.

Призрачные рати возникали и таяли в пламени портала. Вздымались и опадали зарева пожаров, пока ещё бесплотные, никому не угрожающие. Метались крошечные человеческие фигурки, бежали, падали, замирали. Портал ярился, и в череде этих видений некроманту чудились бросаемые им тяжкие, подсердечные проклятия. Изнанка мира сочилась густой сукровицей, и, конечно, хватало охочих до неё мух.

Это обман, подумал он. Хаос — вернее, то, что я привык звать Хаосом, разрушающее, уничтожительное начало — показывает то, что хочет показать. Это давно известно; ложные пророчества: скольких они погубили!..

— И долго мы ещё будем тут торчать? — сварливо осведомился отец Виллем. — Сударь некромаг! Ваш черёд. А вы, маэстро, прошу, прошу сюда, не стесняйтесь, старикам везде у нас почёт…

Сила вздрогнула. Ещё раз и ещё — кто-то ломился сверху, пытаясь пробить дорогу через заграждения и брёвна, коими старательные монахи подперли двери в склепе.

Маэстро Гольдони, надо отдать должное, почуял неладное даже быстрее.

— Кто тут?! — тоненько заверещал он.

— Прошу прощения, судари и сударыня, — раздалось со ступеней.

— Ньес?!

Некромант обернулся: да-да, в проёме застыла та самая целительница. Подарившая ему исцелившую любовь — и исчезнувшая.

— Прошу прощения, — повторила она. Сделала движение и вдруг оказалась рядом. — Маэстро Гольдони, моё почтение. Отец Виллем, рада видеть. Сэр Конрад, надеюсь, раны ваши затянулись, — она вдруг сделала паузу, взгляды их с девой Этией скрестились. — Ньес, — вдруг коротко закончила она, не утруждая себя приветствиями. — Врачевательница.

— Этиа, — поджала губы та.

— П-прекрасная Ньес, — Этиа пихнула сэра Конрада локтём в бок, зашипела от боли, угодив по железу доспеха и рыцарь поспешно замолчал.

— Понимаю, куда вы собрались, — легко сказала Ньес. — Простите, я едва не опоздала. Но, вам же всё равно нужен будет лекарь? Я отлично справлюсь.